Журнал Psychologies, апрель 2001 г. —
В связи с массовыми самоубийствами мы привыкли говорить о сектах только тогда, когда происходят подобные трагические события. На этот раз в гражданском обществе разгораются настоящие дебаты (1) вокруг законопроекта, направленного на борьбу с ними. Вопрос не нов. Что могут сделать демократии в отношении сектантских групп? Следует ли их запретить? Философы Просвещения ещё в конце Религиозных войн задавались вопросом, как демократические общества могут мириться с нетерпимыми группами. Локк и Вольтер выступали за полный запрет сектантских идеологий... что привело их к идее исключения католиков! Западные демократии наконец-то двинулись к секуляризму: абсолютной свободе вероисповедания и разделению религии и политики. Хорошо, скажут нам, но разве мы не можем запретить секты, основанные на нетерпимой идеологии, которые искажают духовный идеал в угоду абсолютной власти группы или гуру и используют психологическую слабость человека, чтобы сделать его зависимым?

Проблема не так проста. Для начала нам необходимо договориться о весьма субъективном определении сектантской группы. Так, в 1950-х и 1970-х годах многие называли «сектой» Коммунистическую партию. Католический монастырь может быть назван «сектой» родителями-атеистами: обет послушания, ограниченное общение с семьёй, недостаток сна и т. д. Для католиков-традиционалистов, напротив, сектой часто будет считаться группа Нью-Эйдж. Обсуждаемый в настоящее время законопроект пытается избежать этой семантической ловушки, предлагая ввести понятие «преступления, заключающегося в манипулировании сознанием». Однако его текст вызвал бурю протестов, особенно среди представителей основных религий, которые также чувствуют себя объектом нападок. «Любой оратор, обладающий естественным влиянием на свою аудиторию, может быть обвинён в манипулировании сознанием», — возражает главный раввин Йосеф Ситрук. И эта проблема выходит за рамки религии. В психологической манипуляции можно обвинить кого угодно: учителя по отношению к ученикам, родителей по отношению к детям, психоаналитика по отношению к пациентам, начальника по отношению к сотрудникам, не говоря уже о рекламодателях, средствах массовой информации, лидерах общественного мнения и т. д. Поскольку манипуляция присутствует повсеместно в социальных отношениях, какие критерии можно использовать для определения преступления?

Я бы добавил возражение, скорее психологического характера. Вопреки журналистским клише, последователь не является узником секты: он вступил в неё по собственной воле и может выйти в любой момент. Проблема в том, что он этого не хочет. Он не за решёткой, а во внутренней тюрьме: тюрьме психологической зависимости. На самом деле, очень часто влияние культа проявляется в психологическом взаимодействии между группой или харизматичным лидером и отдельными людьми, которые проецируют на него всевозможные ожидания и нерешённые инфантильные проблемы. В секту не «падают», к ней присоединяются. «Жертвы», например, алкогольной, наркотической или табачной зависимости, на самом деле, действуют по обоюдному согласию. В этом трагедия любой зависимости. Можем ли мы принять закон, который в конечном счёте призван защитить людей от самих себя, против их воли? В 1980-х годах американские ассоциации похищали последователей и подвергали их принудительному «депрограммированию». Эти незаконные действия не только осуждались судами, но и зачастую приводили к плачевным результатам: самоубийствам, психотическим срывам и т. д.

Столкнувшись с проблемой сектантства, любые конкретные законодательные меры, к сожалению, рискуют создать больше проблем, чем решить. Мы не можем требовать от государства вакцины или чудодейственного средства. Конечно, необходимы информирование, профилактика и социальная бдительность, что является обязанностью Межведомственной миссии по борьбе с сектами (Mils). Суды также должны решительно осуждать преступления, предусмотренные уголовным кодексом: изнасилование, мошенничество, посягательства на свободу и т. д. Но ничто не может заменить ответственности каждого человека, его здравого смысла, критического мышления, его способности отличать истинных пророков от лжепророков.

1- Весьма релевантный социологический анализ этого вопроса можно найти в книге Даниэля Эрвье-Леже «Религия по частям, или вопрос о сектах», Кальманн-Леви, 2001.

Апрель 2001 г.