Мир религий, май-июнь 2009 г. —
Отлучение, объявленное архиепископом Ресифи матери и бригаде врачей, сделавших аборт девятилетней бразильской девочке, которая была изнасилована и беременна двойней, вызвало бурную реакцию в католическом мире. Многие верующие, священники и даже епископы выразили своё возмущение этой дисциплинарной мерой, которую они считают чрезмерной и неуместной. Я также резко отреагировал, подчеркнув вопиющее противоречие между этим жестоким и догматичным осуждением и евангельским посланием, проповедующим милосердие, внимание к людям и преодоление закона через любовь. Когда эмоции утихнут, мне кажется важным вернуться к этому вопросу не для того, чтобы усугубить негодование, а для того, чтобы попытаться проанализировать в перспективе фундаментальную проблему, которую оно открывает для Католической Церкви.
Столкнувшись с эмоциями, вызванными этим решением, Бразильская епископская конференция попыталась минимизировать это отлучение и освободить от него мать девочки под предлогом того, что она подверглась влиянию бригады врачей. Но кардинал Батиста Ре, префект Конгрегации по делам епископов, высказался гораздо яснее, объяснив, что архиепископ Ресифи, в конечном счёте, лишь напомнил о каноническом праве. Этот закон гласит, что любой, кто совершает аборт, фактически исключает себя из общения с Церковью: «Всякий, кто производит аборт, если это повлечет за собой последствия, подлежит отлучению latae sententiae» (канон 1398). Официально отлучать его не нужно: он сам себя отлучил своим поступком. Конечно, архиепископ Ресифи мог бы избежать шумихи, громко напомнив о каноническом праве и тем самым спровоцировав всемирную полемику, но это никоим образом не решает фундаментальной проблемы, возмутившей столь многих верующих: как может христианский закон, который, к тому же, не считает изнасилование деянием, достаточно серьёзным, чтобы оправдать отлучение, осуждать людей, которые пытаются спасти жизнь изнасилованной девочки, заставив её сделать аборт? Нормально, когда религия имеет правила, принципы, ценности и стремится их отстаивать. В данном случае понятно, что католицизм, как и все религии, враждебно относится к абортам. Но должен ли этот запрет быть закреплен в незыблемом законе, который предусматривает автоматические дисциплинарные меры, игнорируя разнообразие конкретных случаев? В этом Католическая Церковь отличается от других религий и христианских конфессий, у которых нет эквивалента каноническому праву, унаследованному от римского, и его дисциплинарным мерам. Они в принципе осуждают некоторые деяния, но также умеют адаптироваться к каждой конкретной ситуации и считают, что нарушение нормы иногда представляет собой «меньшее зло». Это так очевидно в случае этой бразильской девушки. Аббат Пьер говорил то же самое о СПИДе: лучше бороться с риском передачи болезни целомудрием и верностью, но тем, кто не может этого сделать, лучше использовать презерватив, чем передавать смерть. И следует также помнить, как это сделали некоторые французские епископы, что пастыри церкви ежедневно практикуют эту теологию «меньшего зла», приспосабливаясь к конкретным случаям и проявляя милосердие к людям, находящимся в затруднительном положении, что часто приводит их к нарушению этого правила. Поступая так, они лишь воплощают в жизнь евангельское послание: Иисус осуждает прелюбодеяние как таковое, но не женщину, застигнутую в прелюбодеянии, которую ревнители религиозного закона хотят побить камнями, и к которой Он обращается со словами, не требующими возражений: «Кто без греха, первый брось в неё камень» (Иоанна 8). Может ли христианская община, стремящаяся хранить верность посланию своего основателя, а также оставаться услышанной в мире, всё более восприимчивом к страданиям и сложностям каждого человека, продолжать применять дисциплинарные меры таким образом, не разбирая сути? Не должна ли она, наряду с идеалом и нормой, напоминать о необходимости адаптироваться к каждому конкретному случаю? И, прежде всего, свидетельствовать, что любовь сильнее закона?